Явилось однажды к Солнышку-князю Владимиру сто его молодцов-киевлян; пришли они избитые, в разорванных платьях; идут, на ходу пошатываются, приносят князю горькую жалобу:
      - Рассуди нас, князь, по справедливости с Чурилой Пленковичем: на Сороче-реке появились неведомые люди, дружина в пятьсот человек, одеты они в бархатные кафтаны, в золотые шапки; забросили они шёлковые невода в воду, всю рыбу из реки повыловили; нечего нам, государь, тебе на стол подать, заслужить от тебя милости. А называет себя эта дружина людьми Чурилы Пленковича.
      Только скрылись со двора князя эти челобитчики - приходят другие сто киевлян, приносят другую жалобу:
      - Солнышко-князь! Дай нам управу на Чурилу Пленковича, сегодня пришла его дружина на тихие заводи, всю птицу дикую перестреляла; нечего тебе, государь, к столу подать, нечем заслужить твоего жалованья.
      Вслед за второй толпой киевских жителей является и третья:
      - Ласковый князь! Уйми дружину Чурилы: пришли к нам пятьсот молодцов, наставили силков в тёмных лесах, куниц, лисиц повыловили, перебили чёрных сибирских соболей. Нечего, государь, тебе во двор принесть, нечем заслужить твоего жалованья.
      Взглянул тут князь в окно и видит: едут к Киеву пятьсот молодцов; кони под ними гнедые, сёдла под ними золотом разукрашены, сапоги на молодцах из зелёного сафьяна, кафтаны из голубой парчи, разноцветными поясами подпоясаны, шапки из литого золота; сидят молодцы на конях - словно свечи горят. Стали молодцы по Киеву разъезжать, пошаливать, весь лук на огородах повыдергали, всю капусту с корнем повырвали.
      Толпами валит народ с жалобами к князю на широкий двор; весь Киев тут собрался: и князья с княгинями, и знатные бояре, и жители городские; просят суда на Чурилиных людей.
      Рассердился Владимир:
      - Как вы просите у меня суда на Чурилу, когда я даже не знаю, где он живёт, где его двор стоит?
      Говорят бояре:
      - Свет-государь! Не в Киеве, не за Киевом стоит двор Чурилы, а стоит он на Почай-реке, тянется на семь вёрст, обнесён булатным тыном; двери везде точёные, ворота хрустальные, косяки и подворотни из дорогого рыбьего зуба, а во дворе стоит семь теремов.
      Захотелось Владимиру посмотреть на такое роскошное жильё и собрался он в путь-дорогу ко двору Чурилы; взял с собой и князей, и бояр именитых, и богатырей могучих, и горожан киевских. Приехал Владимир на Почай-реку, смотрит на Чурилин двор, удивляется: правду молвили люди о несметном Чурилином богатстве! Видит князь, выходит на крыльцо старик, отец Чурилы; шуба соболья, золотой парчой крытая, золотыми пуговицами застёгнута; кланяется Владимиру отец Чурилы:
      - Пожалуй, князь, в высокие хоромы хлеба-соли с нами откушать.
      - Назовись, добрый человек, отвечает князь, как тебя звать-величать, чтобы знали мы, у кого будем хлеб-соль едать.
      - Я Чурилин батюшка - Пленко, - сказал старик и повёл Владимира в хоромы.
      Видит Владимир: стоят терема из белого дуба; к главному терему ведут трое ворот: первые - резные раскрашенные, вторые - хрустальные, третьи - из золота литые, золотыми маковками украшены, а уж в тереме такое убранство, что и пером не описать: пол из чистого серебра, стены серым соболем обиты, а потолок чёрным. Вся в тереме красота небесная: на небе солнце - и в тереме солнце, на небе месяц - и в тереме месяц; около месяца частые звёздочки рассыпались.
      Открыл князь окошко, увидал во дворе нарядную толпу.
      - Не тут ли Чурило? - спрашивает князь Пленко.
      - Нет, князь! Чурило ещё в церкви, обедню слушает.
      Появилась тут во дворе другая толпа, ещё нарядней и лучше: человек более тысячи, посреди, всех лучше и краше, едет добрый молодец; шуба на нём соболья, золотыми пуговицами застёгнута; каждая пуговица с яблоко.
      Владимиру даже боязно стало: не царь ли едет с ордой, не король ли из Литвы, или не едут ли великие послы сватать княжую племянницу Забаву!
      Говорит Пленко:
      - Не страшись, князь, это сын мой Чурило возвращается домой.
      Едет Чурило, с коня на коня перепрыгивает, из седла в седло перескакивает, копьё из руки в руку перекидывает. Несут над Чурилой большой зонтик-подсолнечник, чтоб не загорело от солнца белое лицо.
      Слез с коня Чурило, идёт по двору лёгкой частой походочкой; идёт - под ногами травы не мнёт.
      Как сказали Чуриле, что сам князь у него в гостях, - взял Чурило золотые ключи, отворил свои богатые амбары, достал меха чёрных соболей, куниц и лисиц, подарил Владимиру дорогие шубы собольи, и боярам лисьи, а купцам куньи; раздарил горожанам золотой казны без счёта.
      Говорит Владимир:
      - Много было мне принесено на тебя жалоб, добрый молодец, да не хочу тебя судить, старое поминать: уж очень ты мне полюбился, свет Чурило Пленкович!
      И зовёт его князь к себе в Киев:
      - Будешь у меня столничать-чашничать!
      Согласился Чурило. Остался князь ночевать у него в доме; положил его Чурило на пуховую постель, усыпил игрою на звонких гуслях, а поутру поехали они вместе в Киев, и сделал Владимир пир для Чурилы.
      На пиру сама княгиня Евпраксия загляделась на красоту Чурилы; руку себе ножом порезала, заглядевшись.
      Пожаловал князь Чуриле ещё должность:
      - Свет-Чурило, ходи-ка ты по Киеву на пиры мои собирать честной народ, князей-бояр, горожан именитых.
      Идёт Чурило по Киеву, жёлтыми кудрями потряхивает; на руках у него шёлковые перчатки, на голове золотая шапка, на ногах сафьяновые сапоги. Смотрит на него народ, не налюбуется, красны девицы тихонько из теремов на него поглядывают, старые старухи, засмотревшись, прялки ломают; зазывают Чурплу в гости и князья-бояре, и горожане именитые, и богатые купцы.