В некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь, и было у него три сына: старшего звали Федором, второго Василием, а младшего Иваном.
      Царь очень устарел и глазами обнищал, а слыхал он, что за тридевять земель, в тридесятом царстве есть сад с молодильными яблоками и колодец с живой водой. Если съесть старику это яблоко - помолодеет, а водой этой умыть глаза слепцу - будет видеть. Царь собирает пир на весь мир, зовет на пир князей и бояр и говорит им:
      - Кто бы, ребятушки, выбрался из избранников, выбрался из охотников, съездил за тридевять земель, в тридесятое царство, привез бы молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
      Тут больший стал хорониться за середнего, а середний за меньшого, а от меньшого ответу нет. Выходит царевич Федор и говорит:
      - Неохота нам в люди царство отдавать. Я поеду в эту дорожку, привезу тебе, царю-батюшке, молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец.
      Пошел Федор-царевич на конюший двор, выбирает себе коня неезженного, уздает узду неузданную, берет плетку нехлестанную, кладет двенадцать подпруг с подпругою - не ради красы, а ради крепости... Отправился Федор-царевич в дорожку. Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился...
      Ехал он близко ли, далеко ли, низко ли высоко ли, ехал день до вечеру - красна солнышка до закату. И доезжает до росстаней, до трех дорог. Лежит на росстанях плита-камень, на ней надпись:
      "Направо поедешь - себя спасать, коня потерять. Налево поедешь - коня спасать, себя потерять. Прямо поедешь - женату быть".
      Поразмыслил Федор-царевич: "Давай поеду, где женату быть".
      И повернул на ту дорожку, где женатому быть. Ехал, ехал и доезжает до терема под золотой крышей. Тут выбегает прекрасная девица и говорит ему:
      - Царский сын, я тебя из седла выну, иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать.
      - Нет, девица, хлеба-соли я не хочу, а сном дороги не скоротать. Мне надо вперед двигаться.
      - Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого.
      Тут прекрасная девица его из седла вынула и в терем повела. Накормила его, напоила и спать на кровать положила.
      Только лег Федор-царевич к стенке, эта девица живо кровать повернула, он и полетел в подполье, в яму глубокую...
      Долго ли, коротко ли - царь опять собирает пир, зовет князей и бояр и говорит им:
      - Вот, ребятушки, кто бы выбрался из охотников - привезти мне молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
      Тут опять больший хоронится за середнего, а середний за меньшого, а от меньшого ответу нет. Выходит второй сын, Василий-царевич:
      - Батюшка, неохота мне царство в чужие руки отдавать. Я поеду в дорожку, привезу эти вещи, сдам тебе в руки.
      Идет Василий-царевич на конюший двор, выбирает коня неезженного, уздает узду неузданную, берет плетку нехлестанную, кладет двенадцать подпруг с подпругою.
      Поехал Василий-царевич. Видели, как садился, а не видели, в кою сторону укатился... Вот он доезжает до росстаней, где лежит плита-камень, и видит: "Направо поедешь - себя спасать, коня потерять. Налево поедешь коня спасать, себя потерять. Прямо поедешь - женату быть".
      Думал, думал Василий-царевич и поехал дорогой, где женатому быть. Доехал до терема с золотой крышей. Выбегает к нему прекрасная девица и просит его откушать хлеба-соли и лечь почивать.
      - Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого...
      Тут она его из седла вынула, в терем повела, накормила, напоила и спать положила.
      Только Василий-царевич лег к стенке, она опять повернула кровать, и он полетел в подполье. А там спрашивают:
      - Кто летит?
      - Василий-царевич. А кто сидит?
      - Федор-царевич.
      - Вот, братан, попали!
      Долго ли, коротко ли - в третий раз царь собирает пир, зовет князей и бояр:
      - Кто бы выбрался из охотников привезти молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этом у седоку полцарства отписал. Тут опять больший хоронится за середнего, середний за меньшого, а от меньшого ответу нет. Выходит Иван-царевич и говорит:
      - Дай мне, батюшка, благословеньице, с буйной головы до резвых ног, ехать в тридесятое царство - поискать тебе молодильных яблок и живой воды да поискать еще моих братьецев.
      Дал ему царь благословеньице. Пошел Иван-царевич в конюший двор - выбирать себе коня по разуму. На которого коня ни взглянет, тот дрожит, на которого руку положит - тот с ног валится...
      Не мог выбрать Иван-царевич коня по разуму. Идет, повесил буйну голову. Навстречу ему бабушка-задворенка:
      - Здравствуй, дитятко Иван-царевич! Что ходишь кручинен-печален?
      - Как же мне, бабушка, не печалиться - не могу найти коня по разуму.
      - Давно бы ты меня спросил. Добрый конь стоит закованный в погребу, на цепи железной. Сможешь его взять - будет тебе конь по разуму.
      Приходит Иван-царевич к погребу, пнул плиту железную, свернулась плита с погреба. Вскочил ко добру коню, стал ему конь своими передними ногами на плечи. Стоит Иван-царевич - не шелохнется. Сорвал конь железную цепь, выскочил из погреба и Ивана-царевича вытащил. И тут Иван-царевич его обуздал уздою неузданной, оседлал седельцем неезженным, наложил двенадцать подпруг с подпругою - не ради красы, ради славушки молодецкой. Отправился Иван-царевич в путь-дорогу. Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился... Доехал он до росстаней и поразмыслил: "Направо ехать - коня потерять. Куда мне без коня-то? Прямо ехать - женатому быть. Не за тем я в путь-дорогу выехал. Налево ехать - коня спасти. Эта дорога самая лучшая для меня".
      И поворотил он по той дороге, где коня спасти - себя потерять. Ехал он долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, по зеленым лугам, по каменным горам, ехал день до вечеру - красна солнышка до закату - и наезжает на избушку.
      Стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке.
      - Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти. Избушка повернулась к лесу задом, к Ивану-царевичу передом. Зашел он в нее, а там сидит баба-яга, старых лет, шелковый кудель мечет, а нитки через грядки бросает.
      - Фу, фу, - говорит, - русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел. А Иван-царевич ей:
      - Ах ты, баба-яга - костяная нога, не поймавши птицу - теребишь, не узнавши молодца - хулишь. Ты бы сейчас вскочила да меня, добра молодца, дорожного человека, накормила, напоила и для ночи постелю собрала. Я бы улегся, ты бы села к изголовью, стала бы спрашивать, а я бы стал сказывать - чей да откуда. Вот баба-яга это дело все справила - царевича накормила, напоила и на постелю уложила; села к изголовью и стала спрашивать:
      - Чей ты, дорожный человек, добрый молодец, да откуда? Какой ты земли? Какого отца, матери сын?
      - Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Еду за тридевять земель, за тридевять озер, в тридесятое царство за живой водой и молодильными яблоками.
      - Ну, дитя мое милое, далеко же тебе ехать: живая вода и молодильные яблоки - у сильной богатырки, девицы Синеглазки, она мне родная племянница. Не знаю, получишь ли ты добро...
      - А ты, бабушка, дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум.
      - Много молодцов проезживало, да не много вежливо говаривало. Возьми, дитятко, моего коня. Мой конь будет бойчее, довезет он тебя до моей середней сестры, она тебя научит.
      Иван-царевич поутру встает ранехонько, умывается белешенько. Благодарит бабу-ягу за ночлег и поехал на ее коне.
      Вдруг он и говорит коню:
      - Стой! Перчатку обронил.
      А конь отвечает:
      - В кою пору ты говорил, я уже двести верст проскакал...
      Едет Иван-царевич близко ли, далеко ли. День до ночи коротается. И завидел он впереди избушку на курьей ножке, об одном окошке.
      - Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти. Избушка повернулась к лесу задом, к нему передом.
      Вдруг слышно - конь заржал, и конь под Иваном-царевичем откликнулся.
      Кони-то были одностадные. Услышала это баба-яга - еще старее той - и говорит:
      - Приехала ко мне, видно, сестрица в гости. И выходит на крыльцо:
      - Фу-фу, русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел. А Иван-царевич ей:
      - Ах ты, баба-яга - костяная нога, встречай гостя по платью, провожай по уму. Ты бы моего коня убрала, меня бы, добра молодца, дорожного человека, накормила, напоила и спать уложила...
      Баба-яга это дело все справила - коня убрала, а Ивана-царевича накормила, напоила, на постель уложила и стала спрашивать, кто он да откуда и куда путь держит.
      - Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Еду за живой водой и молодильными яблоками к сильной богатырке, девице Синеглазке...
      - Ну, дитя милое, не знаю, получишь ли ты добро. Мудро тебе, мудро добраться до девицы Синеглазки!
      - А ты, бабушка, дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум.
      - Много молодцов проезживало, да не много вежливо говаривало. Возьми, дитятко, моего коня, поезжай к моей старшей сестре. Она лучше меня научит, что делать.
      Вот Иван-царевич заночевал у этой старухи, поутру встает ранехонько, умывается белешенько. Благодарит бабу-ягу за ночлег и поехал на ее коне. А этот конь еще бойчей того.
      Вдруг Иван-царевич говорит:
      - Стой! Перчатку обронил.
      А конь отвечает:
      - В кою пору ты говорил, я уж триста верст проскакал.
      Не скоро дело делается, скоро сказка сказывается. Едет Иван-царевич день до вечера - красна солнышка до закату. Наезжает на избушку на курьей ножке, об одном окошке.
      - Избушка, избушка, обернись к лесу задом, ко мне передом! Мне не век вековать, а одну ночь ночевать.
      Вдруг заржал конь, и под Иваном-царевичем конь откликается. Выходит на крыльцо баба-яга, старых лет, еще старее той. Поглядела - конь ее сестры, а седок чужестранный, молодец прекрасный... Тут Иван-царевич вежливо ей поклонился и ночевать попросился. Делать нечего! Ночлега с собой не возят - ночлег каждому: и пешему и конному, и бедному и богатому.
      Баба-яга все дело справила - коня убрала, а Ивана-царевича накормила, напоила и стала спрашивать, кто он да откуда и куда путь держит.
      - Я, бабушка, такого-то царства, такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Был у твоей младшей сестры, она послала к середней, а середняя сестра к тебе послала. Дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум, как мне добыть у девицы Синеглазки живой воды и молодильных яблок.
      - Так и быть, помогу я тебе, Иван-царевич. Девица Синеглазка, моя племянница, - сильная и могучая богатырка. Вокруг ее царства - стена три сажени вышины, сажень толщины, у ворот стража - тридцать богатырей. Тебя и в ворота не пропустят. Надо тебе ехать в середину ночи, ехать на моем добром коне. Доедешь до стены - бей коня по бокам плетью нехлестанной. Конь через стену перескочит. Ты коня привяжи и иди в сад. Увидишь яблоню с молодильными яблоками, а под яблоней колодец. Три яблока сорви, а больше не бери. И зачерпни из колодца живой воды кувшинец о двенадцати рылец. Девица Синеглазка будет спать, ты в терем к ней не заходи, а садись на коня и бей его по крутым бокам. Он тебя через стену перенесет.
      Иван-царевич не стал ночевать у этой старухи, а сел на ее доброго коня и поехал в ночное время. Этот конь поскакивает, мхи-болота перескакивает, реки, озера хвостом заметает.
      Долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, доезжает Иван-царевич в середине ночи до высокой стены. У ворот стража спит - тридцать могучих богатырей. Прижимает он своего доброго коня, бьет его плетью нехлестанной. Конь осерчал и перемахнул через стену. Слез Иван-царевич с коня, входит в сад и видит - стоит яблоня с серебряными листьями, золотыми яблоками, а под яблоней колодец. Иван-царевич сорвал три яблока, а больше не стал брать да зачерпнул из колодца живой воды кувшинец о двенадцати рылец. И захотелось ему самою увидать сильную, могучую богатырку, девицу Синеглазку.
      Входит Иван-царевич в терем, а там спят: по одну сторону шесть полениц - девиц-богатырок и по другую сторону шесть, а посредине разметалась девица Синеглазка, спит, как сильный речной порог шумит. Не стерпел Иван-царевич, приложился, поцеловал ее и вышел... Сел на доброго коня, а конь говорит ему человеческим голосом:
      - Не послушался ты, Иван-царевич, вошел в терем к девице Синеглазке! Теперь мне стены не перескочить.
      Иван-царевич бьет коня плетью нехлестанной.
      - Ах ты конь, волчья сыть, травяной мешок, нам здесь не ночевать, а голову потерять!
      Осерчал конь пуще прежнего и перемахнул через стену, да задел об нее одной подковой - на стене струны запели и колокола зазвонили.
      Девица Синеглазка проснулась да увидала покражу:
      - Вставайте, у нас покража большая!
      Велела она оседлать своего богатырского коня и кинулась с двенадцатью поленицами в погоню за Иваном-царевичем.
      Гонит Иван-царевич во всю прыть лошадиную, а девица Синеглазка гонит за ним. Доезжает он до старшей бабы-яги, а у нее уже конь выведенный, готовый. Он - со своего коня да на этого и опять вперед погнал... Иван-то царевич за дверь, а девица Синеглазка - в дверь и спрашивает у бабы-яги:
      - Бабушка, здесь зверь не прорыскивал ли?
      - Нет, дитятко.
      - Бабушка, здесь молодец не проезживал ли?
      - Нет, дитятко. А ты с пути-дороги поешь молочка.
      - Поела бы я, бабушка, да долго корову доить.
      - Что ты, дитятко, живо справлю...
      Пошла баба-яга доить корову - доит, не торопится. Поела девица Синеглазка молочка и опять погнала за Иваном-царевичем.
      Доезжает Иван-царевич до середней бабы-яги, коня сменил и опять погнал. Он - за дверь, а девица Синеглазка - в дверь:
      - Бабушка, не прорыскивал ли зверь, не проезжал ли добрый молодец?
      - Нет, дитятко. А ты бы с пути-дороги поела блинков.
      - Да долго печь будешь.
      - Что ты, дитятко, живо справлю...
      Напекла баба-яга блинков - печет, не торопится. Девица Синеглазка поела и опять погнала за Иваном-царевичем.
      Он доезжает до младшей бабы-яги, слез с коня, сел на своего коня богатырского и опять погнал. Он - за дверь, девица Синеглазка - в дверь и спрашивает у бабы-яги, не проезжал ли добрый молодец.
      - Нет, дитятко. А ты бы с пути-дороги в баньке попарилась.
      - Да ты долго топить будешь.
      - Что ты, дитятко, живо справлю...
      Истопила баба-яга баньку, все изготовила. Девица Синеглазка попарилась, обкатилась и опять погнала в сугон. Конь ее с горки на горку поскакивает, реки, озера хвостом заметает. Стала она Ивана-царевича настигать.
      Он видит за собой погоню: двенадцать богатырок с тринадцатой - девицей Синеглазкой - ладят на него наехать, с плеч голову снять. Стал он коня приостанавливать, девица Синеглазка наскакивает и кричит ему:
      - Что ж ты, вор, без спросу из моего колодца пил да колодец не прикрыл!
      А он ей:
      - Что же, давай разъедемся на три прыска лошадиных, давай силу пробовать.
      Тут Иван-царевич и девица Синеглазка заскакали на три прыска лошадиных, брали палицы боевые, копья долгомерные, сабельки острые. И съезжались три раза, палицы поломали, копья-сабли исщербили - не могли друг друга с коня сбить. Незачем стало им на добрых конях разъезжаться, соскочили они с коней и схватились в охапочку.
      Боролись с утра до вечера - красна солнышка до закату. У Ивана-царевича резва ножка подвернулась, упал он на сыру землю. Девица Синеглазка стала коленкой на его белу грудь и вытаскивает кинжалище булатный - пороть ему белу грудь.
      Иван-царевич и говорит ей:
      - Не губи ты меня, девица Синеглазка, лучше возьми за белые руки, подними со сырой земли, поцелуй в уста сахарные.
      Тут девица Синеглазка подняла Ивана-царевича со сырой земли и поцеловала в уста сахарные. И раскинули они шатер в чистом поле, на широком раздолье, на зеленых лугах. Тут они гуляли три дня и три ночи. Здесь они и обручились и перстнями обменялись. Девица Синеглазка ему говорит:
      - Я поеду домой - и ты поезжай домой, да смотри никуда не сворачивай... Через три года жди меня в своем царстве.
      Сели они на коней и разъехались... Долго ли, коротко ли, не скоро дело делается, скоро сказка сказывается - доезжает Иван-царевич до росстаней, до трех дорог, где плита-камень, и думает:
      "Вот нехорошо! Домой еду, а братья мои пропадают без вести".
      И не послушался он девицы Синеглазки, своротил на ту дорогу, где женатому быть... И наезжает на терем под золотой крышей. Тут под Иваном-царевичем конь заржал, и братьевы кони откликнулись. Кони-то были одностадные...
      Иван-царевич взошел на крыльцо, стукнул кольцом - маковки на тереме зашатались, оконницы покривились. Выбегает прекрасная девица.
      - Ах, Иван-царевич, давно я тебя поджидаю! Иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать. Повела его в терем и стала потчевать. Иван-царевич не столько ест, сколько под стол кидает, не столько пьет, сколько под стол льет. Повела его прекрасная девица в спальню.
      - Ложись, Иван-царевич, спать-почивать. А Иван-царевич столкнул ее на кровать, живо кровать повернул, девица и полетела в подполье, в яму глубокую.
      Иван-царевич наклонился над ямой и кричит:
      - Кто там живой?
      А из ямы отвечают:
      - Федор-царевич да Василий-царевич.
      Он их из ямы вынул - они лицом черны, землей уж стали порастать. Иван-царевич умыл братьев живой водой - стали они опять прежними.
      Сели они на коней и поехали... Долго ли, коротко ли, доехали до росстаней. Иван-царевич и говорит братьям:
      - Покараульте моего коня, а я лягу отдохну. Лег на шелковую траву и богатырским сном заснул. А Федор-царевич и говорит Василию-царевичу:
      - Вернемся мы без живой воды, без молодильных яблок - будет нам мало чести, нас отец пошлет гусей пасти.
      Василий-царевич отвечает:
      - Давай Ивана-царевича в пропасть спустим, а эти вещи возьмем и отцу в руки отдадим.
      Вот они у него из-за пазухи вынули молодильные яблоки и кувшин с живой водой, а его взяли и бросили в пропасть. Иван-царевич летел туда три дня и три ночи.
      Упал Иван-царевич на самое взморье, опамятовался и видит: только небо и вода, и под старым дубом у моря птенцы пищат - бьет их погода.
      Иван-царевич снял с себя кафтан и птенцов покрыл, а сам укрылся под дуб.
      Унялась погода, летит большая птица Нагай. Прилетела, под дуб села и спрашивает птенцов:
      - Детушки мои милые, не убила ли вас погодушка-ненастье?
      - Не кричи, мать, нас сберег русский человек, своим кафтаном укрыл.
      Птица Нагай спрашивает Ивана-царевича:
      - Для чего ты сюда попал, милый человек?
      - Меня родные братья в пропасть бросили за молодильные яблоки да за живую воду.
      - Ты моих детей сберег, спрашивай у меня, чего хочешь: злата ли, серебра ли, камня ли драгоценного.
      - Ничего, Нагай-птица, мне не надо: ни злата, ни серебра, ни камня драгоценного. А нельзя ли мне попасть в родную сторону?
      Нагай-птица ему отвечает:
      - Достань мне два чана - пудов по двенадцати - мяса.
      Вот Иван-царевич настрелял на взморье гусей, лебедей, в два чана поклал, поставил один чан Нагай-птице на правое плечо, а другой чан - на левое, сам сел ей на хребет. Стал птицу Нагай кормить, она поднялась и летит в вышину.
      Она летит, а он ей подает да подает... Долго ли, коротко ли так летели, скормил Иван-царевич оба чана. А птица Нагай опять оборачивается. Он взял нож, отрезал у себя кусок с ноги и Нагай-птице подал. Она летит, летит и опять оборачивается. Он с другой ноги срезал мясо и подал. Вот уже недалеко лететь осталось. Нагай-птица опять оборачивается. Он с груди у себя мясо срезал и ей подал.
      Тут Нагай-птица донесла Ивана-царевича до родной стороны.
      - Хорошо ты кормил меня всю дорогу, но слаще последнего кусочка отродясь не едала.
      Иван-царевич ей и показывает раны. Нагай-птица рыгнула, три куска вырыгнула:
      - Приставь на место. Иван-царевич приставил - мясо и приросло к костям.
      - Теперь слезай с меня, Иван-царевич, я домой полечу.
      Поднялась Нагай-птица в вышину, а Иван-царевич пошел путем-дорогой на родную сторону.
      Пришел он в столицу и узнает, что Федор-царевич и Василий-царевич привезли отцу живой воды и молодильных яблок и царь исцелился: по-прежнему стал здоровьем крепок и глазами зорок.
      Не пошел Иван-царевич к отцу, к матери... В ту пору за тридевять земель, в тридесятом царстве сильная богатырка Синеглазка родила двух сыновей. Они растут не по дням, а по часам. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается - прошло три года. Синеглазка взяла сыновей, собрала войско и пошла искать Ивана-царевича.
      Пришла она в его царство и в чистом поле, в широком раздолье, на зеленых лугах раскинула шатер белополотняный. От шатра дорогу устелила сукнами цветными. И посылает в столицу царю сказать:
      - Царь, отдай царевича. Не отдашь - все царство потопчу, пожгу, тебя в полон возьму.
      Царь испугался и посылает старшего - Федора-царевича. Идет Федор-царевич по цветным сукнам, подходит к шатру белополотняному. Выбегают два мальчика:
      - Матушка, это не наш ли батюшка идет?
      - Нет, детушки, это ваш дяденька.
      - А что прикажешь с ним делать?
      - А вы, детушки, угостите его хорошенько. Тут эти двое пареньков взяли трости и давай хлестать Федора-царевича пониже спины. Били, били, он едва ноги унес.
      А Синеглазка опять посылает к царю:
      - Отдай царевича...
      Пуще испугался царь и посылает среднего - Василия-царевича. Он подходит к шатру. Выбегают два мальчика:
      - Матушка, это не наш ли батюшка идет?
      - Нет, детушки, это ваш дяденька. Угостите его хорошенько.
      Двое пареньков опять давай дядю тростями чесать. Били, били, Василий-царевич едва ноги унес. Синеглазка в третий раз посылает к царю:
      - Ступайте, ищите третьего сынка, Ивана-царевича. Не найдете - все царство потопчу, пожгу. Царь еще пуще испугался, посылает за Федором-царевичем и Василием-царевичем, велит им найти брата, Ивана-царевича. Тут братья упали отцу в ноги и во всем повинились: как у сонного Ивана-царевича взяли живую воду и молодильные яблоки, а самого бросили в пропасть.
      Услышал это царь и залился слезами. А в ту пору Иван-царевич сам идет к Синеглазке...
      Подходит он к белополотняному шатру. Выбегают два мальчика:
      - Матушка, матушка, к нам кто-то идет... А Синеглазка им:
      - Возьмите его за белые руки, ведите в шатер. Это ваш родной батюшка. Он безвинно три года страдал. Тут Ивана-царевича взяли за белые ручки, ввели в шатер. Синеглазка его умыла и причесала, одежду на нем сменила и спать уложила...
      На другой день Синеглазка и Иван-царевич приехали во дворец. Тут начался пир на весь мир - честным пирком да и за свадебку. Федору-царевичу и Василию-царевичу мало было чести, прогнали их со двора - ночевать где ночь, где две, а третью и ночевать негде...
      Иван-царевич не остался здесь, а уехал с Синеглазкой в ее девичье царство.
      Тут и сказке конец.