В степях широких близ славного стольного Киева стояла богатырская застава; охраняли её двенадцать славных богатырей; атаманом у них был сам Илья Муромец, под атаманом Добрыня Никитич, есау­лом Алёша Попович; здесь же с ним были: боярский сын Гришка да Васька Долгополый.
      Хорошо обороняют богатыри заставу: не пропускают ни конного, ни пешего: сокол пролетит, и тот перо выронит, добрый молодец пройдёт - головой поплатится.
      Однажды разъехались богатыри ненадолго, кто куда: Алёша с Гришкой в Киеве, Добрыня на охоту к синю морю, а Илья прилёг отдохнуть в шатре.
      Едет Добрыня назад, видит в поле следы от копыт громадные: каждый след величиною с полпечи. Присматривается Добрыня к следу, говорит себе:
      - Это, видно, Чудин, чужой богатырь, заехал в наши вольные степи из земли чудской.
      Вернулся Добрыня на заставу рассказать Илье, что видел в поле. Скликает Илья своих товарищей, богатырей могучих, совет держать.
      - Что мы стояли на заставе, чего глядели? Не видали, как мимо нас проехал чужой Чудин-богатырь! Как быть теперь, кому ехать за злодеем в погоню?
      Надумали богатыри послать на бой Ваську Долгополого.
      Говорит Илья:
      - Неладное вы, братцы, надумали: у Васьки полы длинные, в бою Васька заплетется и погибнет понапрасну. Не посылайте и Гришку боярского: бояре любят хвастать своим родом-племенем. Станет Гришка в бою своим родом хвастаться и погибнет понапрасну.
      - Не послать ли Алёшу Поповича? - говорят богатыри.
      Отсоветует Илья:
      - У Алёши глаза завидущие, руки загребущие, любит Алёша серебро, золото; позавидует богатству чужого богатыря, позарится на оружие Чудина, на его платье богатое, камнями самоцветными разубранное, погибнет Алёша понапрасну!
      И выбрали все богатыри Добрыню Никитича, чтобы ехал он сражаться с Чудином.
      Добрыня от службы не отказывается; седлает своего коня седлом черкасским, берёт в руку палицу, весом в девяносто пудов, пристёгивает на бок саблю острую, захватил ещё с собою плётку шёлковую, едет прямо к горе Сорочинской.
      Посмотрел Добрыня в трубку серебряную с горы вдаль, в чистое поле; видит - что-то перед ним чернеется громадное: конь, как гора, на нём богатырь, словно сена копна - не видать лица под меховой шапкой пушистой.
      Подъехал Добрыня ближе к богатырю, закричал ему звонким голосом:
      - Эй ты, вор, нахвальщик! Зачем ездишь мимо нашей заставы, не отдаёшь поклона атаману Илье Муромцу, податаману Добрыне Никитичу, не платишь сбора на всю нашу братию богатырскую есаулу Алёше Поповичу?
      Услышал Чудин доброго молодца, повернул он своего громадного коня, двинулся на Добрынюшку: вся земля кругом зашаталась, вода из озёр повыливалась, конь под Добрыней на колени пал.
      Взмолился Добрыня Пресвятой Богородице:
      - Мать Пресвятая Богородица! Унеси Ты меня отсюда подобру-поздорову.
      Вынес Добрыню добрый конь на заставу; рассказал богатырь товарищам, какая с ним беда приключилась.
      - Делать нечего, - говорит Илья, - видно, мне самому надо ехать; некем мне, старому, больше замениться!
      Выехал Илья; посмотрел из-под руки в чистое поле; что-то в поле громадное чернеется: разъезжает по полю богатырь заезжий, играет со своей палицей железной, весом в девяносто пудов: подбросит палицу к небу выше облака ходячего, поймает одной рукою, вправо, влево палицей помахивает.
      Обнял Илья своего бурушку косматого, долгогривого.
      - Добрый ты мой товарищ, бурушка, был ты мне верным другом в горе и в напасти, сослужи мне теперь службу добрую, чтобы не одолел нас Чудин заезжий.
      Понёс бурушка Илью навстречу Чудину. Закричал Илья громким голосом:
      - Вор, нахвальщик! Зачем ездишь мимо нашей заставы богатырской, ата­ману, Илье Муромцу, поклона не отдаёшь, есаулу Алёше сбора не платишь?
      Повернул Чудин коня - да не так-то легко напугать Ильёва бурушку: стоит добрый конь, не дрогнет, Илья Муромец сидит на нём, не шелохнется.
      Съехались богатыри; как ударились палицами, у палиц рукояти пообломились - друг друга богатыри не ранили; ударились острыми саблями - сабли на куски разлетелись; стали биться на копьях - копья рассыпались вдребезги, а богатыри сидят себе на конях - ни один с места не стронулся.
      Стали они тогда биться рукопашным боем: бились день до вечера, а с вечера до полдня, с полдня до рассвета нового дня. Махнул тут Илья правой рукою, левая нога у него подвернулась: упал Илья навзничь на землю; наскочил на него Чудин неверный, вытащил булатный нож, хочет Илье отсечь голову по плечи, разрубить надвое грудь белую.
      Сидит нахвальщик на плечах у Ильи, сам над старым богатырём издевается:
      - И чего ты, старый старинушка, на заставе сидишь богатырской, ещё в бой выезжать задумал? Пора бы тебе грехи свои замаливать: построил бы на дороге келейку, сидел в ней да просил милостыньку.
      Лежит Илья, невесёлую думу думает:
      «Предсказали мне святые отцы, что не в бою мне смерть написана, а вот теперь лежу я под богатырём».
      Только чувствует Илья, как вдруг у него силушки прибыло, - высвободил старый одну руку, да как ударит Чудина в грудь; полетел нахвальщик выше дерева высокого, а как на землю свалился - завяз в земле по пояс. Тут ему и смерть пришла. А Илья на заставу вернулся, говорит товарищам:
      - Тридцать лет езжу я в поле, братцы мои названые, а такого чуда ни разу ещё не наезживал!